На утро нас всех повезли на суд Ленинского района. Нас оправдали, потому что никто не сознавался, что же на самом деле произошло, кто с кем дрался. Даже Ваня нордически молчал на дознании. В отсутствии состава преступления нас освободили. Я вышел на волю, взглянул на чистое небо и понял, как оно мне дорого. Я мог бы даже привыкнуть к голоду, только лишь бы не небо в клетку.
    Оказалось, что меня уже давно ждет мама. Она приехала меня проведать, как её сын учится в институте. Сунулась в институт -- нету, в общагу, а меня выгнали. Пусть будет стыдно коменданту.
    Мама ждала меня возле суда. Она меня увидела. Я улыбнулся, она улыбнулась. Улыбка жизнь продляет. Моя мама похожа на букву "А".
    Сначала мы с ней молча поели в кафе на улице Ворошилова. Потом сходили в институт, где декан маме подробно рассказал о том, какой я талантливый и какой ленивый.
    -- С этим нужно что-то делать, -- предложил декан.
    Мама молчала. Она сегодня весь день больше молчала, лишь изредка на меня поглядывая.
    -- Я не оправдываю твоих ожиданий, мама? - спросил её я, когда мы вышли с института.
    -- Ты уже вправе решать всё сам за себя.
    -- Спасибо.
    Мама может совершенно ничего не говорить, я всё буду знать по её взгляду. Я поцеловал маме руку. Подумал о том, что моя жена должна быть такой же, как моя мама: доброй, красивой, умной. Я подумал о Наденьке, подумал о Глебе и сказал:
    -- Мама, поехали ко Всякому на кладбище?
    
    Мы поехали на могилу к Глебу. Мама поправила венок, пощипала траву. Я притронулся к земле, и две слезы покатились из моих глаз. Я сдержал себя. И мы в очередной раз проголосовали за Бориса Николаевича Ельцина. Меня устраивало это самоубийство. Ельцин - наш президент. 1996 год. Я уже вправе решать всё сам за себя.
    

Конец.