Весь текст романа Голубая моя Москва. Записки отчаянного натурала можно читать
ДЕВЯТНАДЦАТАЯ ГЛАВА. МИХАЛКИН ГОЛУБОЙ? (отрывок)
- Не может быть! – повторил я.
- Я не буду с тобой спорить, - сказал Карабейников, - Я останусь при своем мнении.
- Ну а где доказательства? Где факты? – нервничал я.
Я отказывался принимать эту информацию за правду. Ну ладно там Маяковский, бог с ним с Пастернаком. Но Есенин?!
- Я знаю одно, - продолжил я, - деревенского паренька Серёжу Есенина первым заметил маститый поэт Николай Клюев. Николай Клюев был голубым. Да. Но Есенин?!?
Игорь заметно оживился:
- Именно Клюев – отправная точка! Вот видишь! Ты сам без меня нашел прямое доказательство, что Серёга Есенин был самым натуральным гомосексуалистом.
- Это еще никакое ни доказательство.
Карабейников замахал руками и закричал:
- А этот… как его? Друг Есенина?
- Какой? – заинтересовался я.
- Ну этот… Как его? Дай Бог памяти!
- У пьяницы Есенина было много друзей…
Игорь меня перебил:
- Да, нет. Нет! Ну, этот…
- Мариенгоф что ли?
Игорь подскочил с дивана, почесал нос, громко чихнул и сказал:
- Именно! Он! Мариенгоф! Вспомнил!
- Будь здоров! – сказал я.
Блин! Анатолий Мариенгоф – голубой??? На пару с Серёжой Есениным??? Я вспомнил их двойной фотопортрет: оба улыбающиеся, в шляпах, пиджаках, в руках трости. Мариенгоф на голову выше Есенина. Я тоже тогда в смутные девяностые носил шляпу, мнил себя поэтом. Так вот, когда мы с моим кемеровским другом Мишкой гуляли по проспекту Ленина, не доходя до пересечения с улицей Ворошилова, за витриной фотосалона и висел этот двойной фотопортрет. Мишка, который чуть-чуть походил на Есенина, смеялся, показывал пальцем и говорил:
- Глянь, Николай, как мы с тобой! Ты этот… Который повыше… Как его?
- Мариенгоф, - напоминал я другу нерусскую фамилию поэта.
- Да, Мари… нгоф, - едва выговаривал Мишка, - А я будто Есенин. Классно?
Мишка и вправду был на полголовы ниже меня. Но меня не устраивало такое разделение ролей. То есть, я никому толком неизвестный Марингоф, а Мишка великий Есенин. Нет. Ни фига! Не пойдёт.
- Что - не пойдет? – переспросил меня Карабейников.
- Не пойдет, - повторил я, - не может быть, что Есенин – голубой. Мариенгоф, черт с ним, не буду спорить. Не знаю. Пусть будет на твоей совести. А Есенин точно не голубой. И женат он был на Зинаиде Райх. Правда, потом развелись…
- Вот именно, - перебил меня Игорь, - Именно, развелись. И причиной стал тот факт, что Есенин голубой.
- Нет, - спорил я, - причиной было скорее пьянство Есенина и его бесшабашная дурь.
- Откуда ты знаешь? – прищурившись, спросил меня Игорь.
- А ты откуда знаешь? – в ответ спросил я.
Я, надо признаться, в глубине души сомневался. Чёрт его знает этого Есенина, что у него было на душе? И какими он средствами пользовался, чтобы, так сказать, выбиться в известные поэты? Какие у него были отношение с Клюевым? Какие с Мережковским? С Городецким Сергеем? С Рюриком Ивневым? Не могу я судить. Так как глубоко не занимался изучением жизни и творчества Серёжи Есенина. И «Роман без вранья» Мариенгофа, учась в институте, дочитал только до середины. Да и то пропуская отдельные места. Отчетливо помню какой-то стяг: «Мы требуем массового и беспощадного террора!» Также мне запала в голову информация о том, что Есенин был болезненно мнителен, высасывал из пальца своих врагов, каверзы, которые, якобы, против него замышляли, сплетни, которые будто бы про него распространяли. Помню это. А дочитать роман до конца, стыдно признаться, не дочитал. Поэтому, чёрт его знает, может Мариенгоф там словом или в полслова намекает о своем и есенинском пристрастии к гомосексуализму. Не знаю.
Вдруг прерывая мои измышления, Карабейников говорит:
- И Михалкин тоже наш.
- Что? – переспрашиваю я.
- Михалкин. Режиссер.
Мой ум отказывается уже что-то понимать.
- «Утомленные небом», «Свой среди многих, многий среди каждых» - называю я его фильмы, в надежде, что я ослышался.
- Да, Сергей Михалкин – голубой.
- Не может быть!
- Костя Эрнэстов тоже голубой.
- Это который на самом первом?
- Да. Актер Иннокентий Смогчуновкий тоже.
- Великий Смогчуновский тоже?
- Тоже.
Я встаю с дивана, говорю:
- Может, выпьем чего-нибудь?
Игорь хитро улыбается:
- Чего так? Закипело?
- Выпить хочется. Слишком много новой информации сегодня.
А сам думаю, врет он. Всё врёт. Не может Никита Михалкин быть пидором. У него и семья приличная. Жена, дочери, сын. Не, не может. Человек, я слышал, Михалкин не из легких, а вот то, что он пидор… Ну, я не знаю! Ну, ладно, черт с ним, с Костей Эрнэстовым! Но Великий Смогчуновский, чем Карабейникову навредил? За что его в гомосеки? О! этот Великий Гамлет!
Я тут же вспомнил про деревню Татьяновка, что в Томской области, где родился актёр. Я ведь, когда жил в Томске, был в этой деревне, трогал землю, по которой бегал юный Кеша. Нет, не может быть!
- Ты придумываешь, Игорь! Ты мистификатор! Тебе просто так удобнее оправдать свое поведение.
Сергей Решетников
