Вторник, 10.12.2024, 11:55
  Сергей Решетников
Главная | Регистрация | Вход Приветствую Вас Гость | RSS
Меню сайта
Категории раздела
Рассказ Сценарий Пьеса
Главная » Статьи » Сергей Решетников » Рассказ

Её пизда пахнет творогом.

Ее пизда пахнет творогом. Если вы когда-нибудь нюхали деревенский свежеотжатый творог, вы поймете меня. Когда я говорил об этом моему лучшему другу из Кемерова, он нервничал, просил меня рассказать еще что-нибудь, описать ее портрет.

 

- Ты же писатель, – бросал он в меня, - опиши, как она выглядит.

 

Я напрягался, думал, смотрел на перистые облака. Снова говорил о том, что её пизда пахнет творогом. Потом пытался вспомнить, каким цветом были ее глаза. Наверное, зеленые, или, скорее всего, голубые. Губы у нее… Гм. Чё-то как-то… Она была не худа и не толста. А так – в самый раз. И жопа у неё была подходящая. То что надо жопа. В женщине самое главное жопа. Раньше я думал, что в женщине самое гланое глаза. А теперь абсолютно убежден, что жопа. Сто процентов, что жопа. Бля буду, жопа! Я думаю, так думали и древние люди, когда выбирали себе самок. Они смотрели на жопу, трогали ее за жопу. И если самке что-то нужно было от самца она подходила к нему жопой. Некоторые женщины думают, что мужчины прежде всего смотрят на грудь. Может быть, некоторые и смотрят на грудь, но я, абсолютно точно, рассматриваю жопу. Хотя в конце концов всё субъективно.  

 

Так я пытался что-то объяснить моему другу из Кемерова. А он нервничал и говорил:

 

- У меня никакой информации об этой женщине, кроме того, что у нее хорошая жопа и ее пизда пахнет творогом.

 

Я сказал, что этого абсолютно достаточно. Для того чтобы понять какая женщина перед тобой, нужно пощупать ее за задницу и понюхать пизду. Не нужно смотреть ей в глаза. Глаза современной женщины испортила цивилизация. Нюхайте ее, трогайте. И потом можно с уверенностью сказать, вы прочитали ее от корки до корки.

 

Но мой друг из Кемерова умолял меня не писать только в этом рассказе о запахе творога, о пизде. Он всегда просит меня, чтобы я не матерился в своих произведениях.

 

- Зачем ты пишешь о всяких какашках, Серега?! Не нужно писать о какашках.

 

Я вздыхал и спрашивал его:

 

- А о чем писать?

 

- О вечном, - отвечал он мне.

 

- Но пизда вечна, Серега! – его тоже, как меня, зовут Серега.

 

- Не надо писать о какашках, - повторял он.

 

Я пожимал плечами и садился писать, о чем мог, конечно, о том, что пизда пахнет творогом. Я не думаю, что сейчас запах пизды запретная тема, не думаю, что мне запретят об этом писать, тем более издавать этот рассказ в престижном журнале, где издаются такие великие писательницы, как Ксения Собчак, я не собираюсь. Я вообще не собираюсь его издавать, мне важно его написать, родить. И чтобы мне потом не было стыдно за этого ребенка. Родить тихо, без участия врачей и критиков. Мне важно, чтобы его прочитали два-три-четыре человека. Эти люди мои друзья. Даст бог, они почитают это и улыбнутся. Может быть, скажут спасибо. Мне и этого достаточно. Мои друзья живут в разных городах России, а также за рубежом.

 

- Хорошо. Что ты еще можешь рассказать о ней? – нервничал, не унимался мой друг из Кемерово.

 

Я трогал себя по двухдневной щетине, думал о том, что на ночь нужно побриться и говорил:

 

- Ничего, кроме того, что в четверг она убила своего мужа. Убила из двустволки 16-го калибра, двумя выстрелами. Убила и теперь очень без него скучает. Она абсолютно сумасшедшая женщина, но я ее люблю.

 

- Убила и пришла к тебе? – встал он передо мной – И ее пизда пахла творогом?

 

- Да, - сказал я спокойно и почесал в яйцах.

 

Он забегал по комнате, еще больше распереживался и заговорил:

 

- Это не может быть.

 

- У меня последнее время ужасно чешется в яйцах, - сказал я, - у тебя как?

 

- Сходи к врачу, - посоветовал мне друг.

 

- Меня не примут у врача. У меня нет прописки. Я человек без определенного места жительства, - я еще глубже утонул в кресле.

 

Если бы можно было утонуть в этом кресле навсегда, ну хотя бы на три дня, я бы, не задумываясь, сделал это. 

 

- Сходи к платному врачу, - продолжил мой друг из Кемерова.

 

- В России по закону бесплатная медицина. Почему я должен идти к платному врачу?

 

- Может у тебя мандавошки? – спросил он.

 

- Мандавошек я бы видел. Мандавошки ведь такие продолговатые твари, бегают по телу, пьют твою кровь. Черные или белые, но они реальные, и их можно поймать. Я уже искал. Нет, у меня нету мандавошек.

 

- Тогда не знаю, что у тебя.

 

- И я не знаю, что у меня.

 

- Сходи к врачу, - сел он рядом со мной.

 

- Не хочу повторять, почему я не желаю идти к платному врачу.

 

- И что это девушка с запахом творога? – неожиданно переключил разговор мой друг из Кемерова, - Милиция ее не беспокоит?

 

- Нет, - ответил я.

 

- А где труп мужа? – смотрел он мне прямо в глаза, как рублевый следователь из районного отделения милиции.

 

- Она его закопала… на даче… У нее дача на Ярославском шоссе.

 

- Ты там был? – смотрел он мне в глаза.

 

- Нет, - я отвернулся от него.

 

- Она хочет выйти за тебя замуж?

 

Я недолго подумал. Провернул в своей голове варианты ответа: 1-е – да, она хочет за меня замуж, 2-е – вряд ли она желает за меня замуж, так как я ничего не имею, кроме своего хуя, вокруг которого к тому же иногда чешется, 3-е – я думаю, она просто сходит с ума от одиночества. Я выбрал третий вариант и ответил его.

 

- Она просто сходит с ума от одиночества.

 

- Зачем же она убила своего мужа? – не унимался мой друг.

 

Я не удержался:

 

- Слушай, ты чё разговариваешь со мной как следователь? Почему ты меня допрашиваешь? Хочешь, мы поедем к ней и я покажу ее. Ты можешь, если захочешь, даже понюхать ее пизду, которая пахнет свежим деревенским творогом. Она запросто даст тебе понюхать.

 

- Я не думаю, что это правильно, - сказал мой занудный друг, - к ней со дня на день заявится милиция, а мы поедем нюхать ее пизду.

 

- Какая милиция? С чего ты взял? – распереживался уже я.  

 

- Но они же должны искать ее мужа, которого она застрелила из двустволки? – он снова стал ходить по комнате.

 

- Но она же его закопала, - я тоже встал и прошелся в дальний угол.

 

- Он ни кому, кроме нее был не нужен, получается?

 

Я подумал немного, махнул рукой, сказал:

 

- Иди ты!

 

Включил чайник, довел воду до кипения, заварил зеленого чая из Шри-Ланки, разлил его в три чашки. Нас было двое. Одна была лишняя.

 

- Нас двое, а чашек три, - сказал я, разливая последнюю.

 

- Я могу выпить две, - парировал мой друг.

 

- Я тоже могу выпить две, - вступил я, - я больше понимаю в чае, больше о нем знаю.

 

- А может, мы позовем твою подругу с запахом творога? – неожиданно спросил мой друг из Кемерова.

 

Я отпил из своей чашки горячий чай, глубоко вздохнул и сказал:

 

- Вот видишь, я тебе ничего о ней не сказал. Ты знаешь только, что ее пизда пахнет творогом, что жопа у нее хорошая, что она убила своего мужа, что закопала его на Ленинградском шоссе. Но ты уже хочешь с ней встретиться.

 

- Ты заинтриговал меня, - улыбнувшись, сказал друг.

 

Я допил чай, поставил чашку на стол, встал, потянулся и сказал:

 

- Хорошо, поедем.

 

Мой друг из Кемерова хлопнул в ладоши, расправил крылья  и спросил:

 

- На чьей машине поедем?

 

Я удивился, посмотрел на него:

 

- Ты разве не знаешь, у меня нет машины. У меня ни машины, ни квартиры, ни прописки. А меня есть ноутбук, кованный подсвечник, две пары джинсов, прохудившихся на жопе, мобильный телефон, две тысячи долларов, незаплаченный штраф в тульскую милицию, немного совести и Родина. Слово Родина я всегда пишу с большой буквы, как и слово Бог. Но так как в Бога ты не веришь, о нем говорить мы сегодня не будем.

 

- Тогда поедем на моей. Только у меня бензина мало.

 

- Бензина у меня тоже нет, - сказал я.

 

- Да, нет. Я не об этом.

 

- Я понял тебя. Но бензина у меня и, правда, нет. 

 

Мы на всякий случай приняли душ, сели в его иномарку, название которой я по своей рассеянности выпустил из головы, двинулись, через Академика Королёва, минуя проспект Мира, выехали на Ярославское шоссе. И сразу же встали в пробку.

 

Я сказал:

 

- Закон подлости.

 

Друг из Кемерова сказал:

 

- Обычные вещи.

 

Через час мы с трудом выехали из Москвы. Но далее встали в еще более непроходимую пробку. Стояли в ней два-три часа, обсудили темы, которые только возможно было обсудить. Поговорили о взаимоотношениях России и Америки, посмеялись над Джорджем Бушем, одобрительно кивали головами, когда твердили о кратном увеличении ВВП Китая, и согласились с тем, что китайцы через пятьдесят лет заселят всю Восточную, часть Западной Сибири и Дальний Восток. Мы вспомнили молодость, как играли в индейцев, как курили траву и пили спирт на уроке истории из-под парты. Как однорукий учитель, хороший, кстати, человек, историк по призванию, потерявший руку на раскопках в Египте, не выдержав нашей наглости, долбанул мне протезом по затылку. Этот сильный удар я простил ему через два часа, но запомнил на всю жизнь. Мы обсудили наши долгосрочные планы. Друг рассказал мне о бизнесе, который он хочет затеять. Мне рассказывать было нечего. От идеи получить Нобелевскую премию, я почему-то отказался, так же как от идеи покорить мир. Я плыл по течению: ебал, что шевелится, ел, что Бог посылал, пил… Старался не пить, потому что по моим последним наблюдениям мою крышу от алкоголя срывало окончательно. Я обругал хорошую женщину в Питере, которая мне ничего плохого не сделала, я спровоцировал конфликт с режиссером, которая хотела поставить мою пьесу, многие друзья назвали меня провокатором и прекратили со мной общаться. Остались только самые верные, которые не обижаются на мои писания. Надо признать, я всегда стараюсь писать честно, как велит Бог. И если в текст необходимо вставить слово «хуй», я вставляю «хуй», а не заменяю его на «член», или «мужской орган», или «отросток», или «калдан». Хотя «калдан» тоже хорошо. Если для текста необходимо,  чтобы пизда пахла творогом, пизда будет пахнуть творогом, деревенским, свежеотжатым. И мы с моим другом снова перешли на разговор о нашей прекрасной женщине, убившей на днях своего мужа.

 

- Она для тебя как кто? – ломано спросил друг.

 

Я на секунду задумался, облизал сухие губы и сказал:

 

- Как Клеопатра.

 

Он засмеялся. На соседней полосе освободилось место, и друг вклинился туда, подрезав дорогу микроавтобусу.

 

- А ты кто Юлий Цезарь или Марк Антоний?  

 

Я улыбнулся и ни чего не ответил. Мне не хотелось больше ничего говорить. Мы надоели друг другу до чертиков. В психологии, видимо, должно быть такое понятие, как переобщение. А если нет, то его необходимо туда ввести. Я сидел и молчал, и молчание моего друга меня напрягало. Вроде нужно о чем-то говорить, вроде давно не виделись, но уже хватит, уже надоело. И кругом лишь машины, в окнах которых такие же скучающие, депрессивные лица, такие же недовольные взгляды, такие жаждущие движения тела, которые застряли в этой дурацкой пробке. Как пела Земфира: «Кто придумал, скажи, эти пробки?» А ведь люди, помимо ненужных разговоров, думали о самом главном, о том, что они куда-то спешат, опаздывают, торопятся. Срываются какие-то сделки, отменяются встречи, обижаются коллеги, умирают нервные клетки, зреет геморрой, хронический простатит. И на протяжении всей пробки мысли: «Блядь! Блин! Черт побери! Господи помоги! Всё – я пропал! Время – деньги! Опаздываю! Ни хуя себе…»  Потом люди пьют успокаивающие, антидепрессанты, алкоголь, курят траву, нюхают кокаин. Я однажды видел, как люди продолжали жить в пробках. Как-то на переднем сидении одна пара на глазах у всего столпотворения устроила секс. Пробка уже давно рассосалась, а машины, которые стояли рядом с этими эсктрималами, не двигались с места. Все любовались бесплатным  порно. Водители забыли, что они куда-то спешат. Машины за пятьдесят метров позади рьяно гудели, требовали освободить проезд. Один из водителей даже вышел из машины, прошел вперед, но когда увидел, почему образовалась пробка, заинтересовался, остановился, достал мобильный телефон и стал фотографировать. Влюбленные не обращали внимания. У них был секс, у них был Мир, в них был Бог. И это было круто.  

 

Мы стояли в пробке, и я ощутил потребность поссать. Черт побери! Я заволновался еще больше. Мой друг, заметив это, спросил:

 

- Что случилось?

 

- Ссать хочу, - ответил я.

 

Он пожал плечами, слегка нажал на газ, на три метра продвинул машину вперед и снова встал.

 

Через полчаса моча залила мои глаза, часть мозга. Мочевой пузырь готов был лопнуть. Я лишь выдавил из себя:

 

- Я ненавижу Ярославское шоссе! Я не хочу к женщине, которая пахнет творогом! О Боги!

 

И в этот момент пробка сдвинулась с места и начала мало-помалу рассасываться.  Через полчаса мы уже ехали с нормальной скоростью. Я попросил друга остановить возле леска, быстро выскочил из машины, спрятался за деревом, не смотря на эту формальность, все проезжающие могли видеть, что я делаю за деревом. Но я укрыл самое дорогое. Собственно, мне было уже всё равно. Пусть лопнет моя совесть, чем мочевой пузырь.

 

Еще через полчаса мы добрались до особняка, где жила моя Клеопатра. Но там уже стояли две машины милиции и еще две гражданские Волги со служебными номерами. А возле входа толпился народ, веселились мальчишки, кидали друг в друга камнями, несколько милиционеров опрашивали свидетелей. Неподалеку лежал труп. Его распухшие ступни, примерно 38-39 размера обуви, торчали из-под плотной черной материи. Охраняли маленькие ножки с кривыми, стоптанными до корок пальцами двое ментов, вооруженных укороченными автоматами. Мы с моим другом из Кемерова вышли из машины. На нас никто не обратил внимания. Три пожилые женщины живо что-то обсуждали. Я подошел к ним, спросил:

 

- Простите, что случилось?

 

Одна повернулась ко мне с испуганными глазами, перед тем как сказать, захлопала губами, как умирающая бабочка крыльями:

 

- Она убила своего мужа.

 

- Кто она? – через паузу спросил я.

 

Мертвая снова бабочка снова ожила:

 

- Никто не знает, как… как ее зовут.

 

Я поднял глаза к небу и произнес:

 

- Женщина, которая пахнет творогом.

 

- Чё? – спросила меня пожилая женщина. После вопроса мертвая бабочка снова ожила и захлопала крылышками.

 

- Наверное, умирающих бабочек нужно добивать, - неожиданно для самого себя сказал я.

 

Бабочка продолжала жить:

 

- Говорят… Говорят… Она… она убила его вместе со своим любовником. Когда мужа не было дома, они устраивали оргии. Он… он какой-то бродяга, толи писатель, толи поэт.

 

Я засунул руки в карманы:

 

- Он писатель. Но он тут не при чем.

 

И я пошел к машине, где уже давно сидел мой испуганный друг из Кемерова.

 

- Зачем мы сюда приехали? – сказал он мне.

 

Я сел в машину, захлопнул дверь.

 

- Ты же хотел увидеть женщину, пизда которой пахнет творогом?

 

Как раз в этот момент, ее вывели из дома и повели к машине. Даже в этот момент она была прекрасна. Я понял, что впервые ее вижу под солнцем. До этого я всегда общались в помещении, и никогда не выходили из дома. И сейчас она была более, чем прекрасна. Я сразу стал рисовать ее портрет. У нее были густые темно-коричневые распущенные волосы, которые приподнимались и спадали на ее изящные плечи при каждом следующем шаге. Она не прятала своих больших карих глаз, и отвечала на взгляды осуждения уверенным, прямым, смеющимся над миром взглядом. Роковая женщина шла уверенной красивой походкой, какой идут по подиуму манекенщицы. Ее хорошенькая, с чуть черневшимися усиками верхняя губка была коротка по зубам, но тем не менее она открывалась  и тем еще милее вытягивалась иногда и опускалась на нижнюю. Как это бывает у вполне привлекательных женщин, недостаток ее – короткость губы и ее полуоткрытый рот – казались ею особенною, собственно ее красотой. Все любовались на эту полную здоровью и живости хорошенькую женщину, которую упекут сейчас за решетку. Ее белые руки были скованы за спиной наручниками, отчего ее настоящая грудь, нерожавшей женщины, становилась еще изящней. Рядовые милиционеры таращились на ее титьки, которые виднелись сквозь рубаху. Но я знал, что самое главное в этой женщине. Я смотрел на ее жопу, которая двигалась в такт природе. Эта жопа была чудом и рядом, между ее прекрасными ляжками была пизда, которая пахла творогом, настоящим, деревенским. Сидя в машине, я понял, что люблю эту женщину, что готов пойти за ней на край света, что согласен сидеть с ней в одиночной камере всю жизнь. Лишь бы… Ее посадили в милицейскую машину. Дверь закрылась. И она исчезла из моей жизни. Исчезла навсегда. Друг из Кемерова завел машину, и мы молча поехали обратно в Москву. Снова стояли в пробке. Мы уже ни о чем не говорили. Лишь потом заехали в супермаркет. Я не знал зачем, но не стал ничего спрашивать. Мой друг купил творога. На что я сказал:

 

- Это магазинный творог. Это не то.

 

И мой друг из Кемерова не стал вызвать проституток.

 

Июнь. 2007 год.

Сергей Решетников

Категория: Рассказ | Добавил: reshet (20.09.2008) | Автор: Сергей Решетников
Просмотров: 10808
"Сергей Решетников - совершеннейший варвар в драматургии..."
Леонид Соколов
Форма входа
Sergei Reshetnikov © 2024